Вместо землекопа
Подходил к концу май 89-го, за окнами редакции жара, а кабинете - прямая радиотрансляция съезда народных депутатов СССР. Академик Сахаров слабым голосом пытается что-то говорить о сталинизме, а депутаты-коммунисты в очередной раз его закрикивают. И тут открывается дверь, и заходит Дима Корнилов – точнее, Дмитрий Генрихович, старший следователь республиканской прокураты, наш друг и внештатный автор. Послушав академика, он вдруг сказал:
- Под Пудожем нашли странные захоронения, не исключено, что сталинское «наследие». Могу взять с собой…
О терроре мы уже знали немало, пресса кишела рассказами о жертвах репрессий. Но реальное место захоронения!..
Увидев, что написано на моей физиономии, Дима охладил мой пыл:
- Имей ввиду, журналистов брать запрещено, но мне там нужны будут землекопы. И публиковать репортаж – только по моей отмашке. И еще: возьми фотоаппарат, будешь за эксперта-криминалиста.
Я только кивнул, а утром со своим верным «Зенитом» был уже в Пудоже – «наниматься» в следственную группу. Заместитель председателя райисполкома - кстати, известный краевед - Евгений Нилов, рассказал, что старожилы уже давно говорили: километрах в десяти от города, в квартале №22 местечка Черная Речка, расстреливали в 30-х годах местных жителей - «врагов народа». А недавно мужики наткнулись там на квадратные, примерно шесть на шесть метров, участки странно просевшей земли. Копнули - человеческие кости. Тут и сообщили в прокуратуру.
Мы приехали на Черную Речку: сосновый бор на песчаном кряже, на вершине которого и были обнаружены эти «квадраты». Один вскрыт примерно на метровую глубину, на дне присыпанные землей кости…
Следователь Корнилов дал команду начать официальную эксгумацию. Я и двое местных мужиков взялись за лопаты, но вскоре их пришлось отложить: человеческие останки спрессовались, обросли корнями и представляли собой практически единое целое.
Вам когда-нибудь приходилось извлекать из земли кости человека? Ощущения – не из приятных. А тут они утрамбованы: позвоночники, конечности, ребра, черепа – все вперемешку. Берешь голыми руками (рукавиц нам, могильщикам, не выдали) что-то одно, стараешься как можно бережнее вытащить, а оно ломается. «Господи, - думаешь, утирая пот, - это же был человек…»
А потом восприятие притупляется, и уже с удивлением начинаешь рассматривать позвонки человеческого хребта, сквозь которые пророс гибкий корень и ловишь себя на мысли: как бусы… Это я не для натуралистических деталей рассказываю - человек действительно ко всему привыкает.
В этот день мы извлекли четыре черепа: все в затылках имели входные аккуратненькие пулевые («Похожие на пулевые. Экспертиза установит», - поправлял Дима) отверстия - и большие, рваные на выходе. А еще нашли кость грудины с характерными повреждениями.
К полудню приехал исполкомовский УАЗик с начальством. Мужики постояли над ямой - видимо, без слов поняли, чьи в ней останки. Один как-то тоскливо спросил: «Что делать будем?». Другой просто махнул рукой: мол, разберемся. Я побаивался, что некоторые из «отцов района» узнают меня, журналиста, но обошлось. И тогда, обнаглев, я, как заправский могильщик, крикнул: «Начальник, рукавицы привези и по «чекушке» на брата!». Но ни того, ни другого мы не дождались и продолжили расширять раскоп.
Местный доктор, он же судмедэксперт, которому мы передавали останки, сначала пытался из этих фрагментов выложить скелеты, но потом понял, что это бесполезно – так все перемешалось. «Но могу сказать точно, - сообщил эскулап, - среди них есть и женские».
Вечером мы с Димой отправились в гостиницу. Не сговариваясь, зашли в магазин, взяли бутылку водки – помянуть убиенных и забыться. Но спиртное не помогло уснуть: перед глазами мелькали эти кости… Эти кошмары не оставляли меня еще долгих месяцы.
Вещественные доказательства
Утром мы снова приступили к работе. Снова поднимали останки. Появилось подтверждение тому, что это были гражданские люди. Мы извлекли фрагменты одежды и более-менее сохранившуюся обувь. Мужские ботинки и сапоги были заводского и кустарного производства. Русские - в полуотвалившейся подошве была проложена береста для модного тогда скрипа. И финские пьексы - сапожки с «хохолком» для крепления лыж. Наш доктор оказался прав, среди расстрелянных была женщина: нашелся ботиночек с названием фирмы «Olimpic». Можно было смело предположить, что среди убиенных были и финны, приехавшие в СССР в начале тридцатых годов строить социализм. В Пудожье они организовали самые передовые по технологиям лесозаготовки, и это была вся их вина.
Стали попадаться личные вещи: пустой бумажник, футляр, в котором лежали очки в овальной тоненькой металлической оправе с чудом сохранившимися стеклами. Это подтверждало наше предположение, что люди не знали, зачем их привезли.
- Ищите доказательства: чем они были убиты, – постоянно твердил нам следователь Дима, протоколируя наши находки и выкладывая перед останками масштабную следовательскую линейку: - Фотографируй!
И мы нашли! Маленький, подернутый изумрудной патиной цилиндрик. «Пуля от нагана, - констатировал Корнилов. – Тут и ежу ясно, хоть и немного деформированная…». Мы криво ухмыльнулись: наркома НКВД Ежова имеешь в виду?
Эксгумацию было решено прекратить после того, как стало ясно, что в яме находятся останки 25 человек, из которых восемь - женщины. Пулю и часть фрагментов скелетов следователь оформил как вещдоки, остальное мы снова предали земле. В тот же день я вернулся в редакцию, успел сделать репортаж в ближайший номер газеты, наплевав на предупреждение друга Димы. И поплатился: не я, а он – выговором от начальства. Формально за то, что в газете появился снимок черепа со следовательской линейкой. Но, я думаю, взыскание было наложено из-за участия в столь щекотливом расследовании журналиста: а вдруг, где-то наверху было бы решено его «замолчать»?
В принципе это захоронение могло бы остаться безымянным, как и найденные позднее в Карелии места расстрелов 1937-39 годов. Следователь Дмитрий Корнилов мог бы найти еще пару-тройку документов и закрыть дело, подтвердив только факт обнаружения места казни. Но он пошел дальше и через пять месяцев, найдя и опросив десятки свидетелей, восстановил картину зверств, творимых большевистским режимом в Пудожском районе.
Свидетельства очевидцев
Среди показаний, собранных следователем, я выбрал наиболее яркие свидетельства этой трагедии. Характерный рассказ:
«Это было в сентябре 1937 года. Мой товарищ по работе пришел возбужденный и рассказал, что накануне ходил в те места… В сумерках он увидел, как на дороге остановилась полуторка (она была единственная в Пудоже и принадлежала НКВД), и из нее стали выталкивать людей. Ему показалось, что руки у них были связаны. Вскоре раздались выстрелы и мой товарищ бросился бежать. Потом он вернулся и увидел свежезасыпанную яму. На земле валялись семь кепок, одна из них – бобриковая, была очень похожа на ту, которую носил мой зять. Накануне его арестовало НКВД, и домой он не вернулся…»
Следователь Корнилов нашел и прямых родственников убитых на Черной Речке людей.
Р.С.Мартынова: «Мой отец Давыдов Семен Иосифович был бухгалтером. В конце августа 1937 года ночью к нам пришли работники НКВД, провели обыск и арестовали отца. Он не понимал за что… Наш дом был как раз напротив тюрьмы, и с третьего этажа мы видели ее внутренний дворик, куда выпускали арестованных на прогулку. Мы видела отца: у него стали на лице появляться синяки. Я тогда не понимала, что их бьют.
В конце сентября арестованных – сотни две - вывели во двор с вещами. Среди них был и мой отец. Их построили и повели в сторону Черной речки, я бежала рядом и плакала, а отец крикнул маме, что он ни в чем не виноват и скоро вернется. У моста через реку конвоиры нас отогнали…»
А семья Федора Шаблеева, бышего в те годы главным врачом пудожской больницы, предоставила следователю переданное им тайком письмо жене:
«Дорогая Мария! На меня возведена небылица, что якобы имел связь с наркомом Аверкиевым, и он дал мне поручение организовать контрреволюционную повстанческую группу, и я даже устроил диверсионный акт – отравил воду в Водле и развил эпидемию в больнице… Как не возмущался мой разум, просидев на следственном стуле 136 часов безвыходно, без сна и пищи, я вынужден был признать себя виновным… Теперь, когда следствие закончено, они меня успокаивают, что большого наказания не будет… Советский закон меня не осудит, но что могут сделать люди, которые не отличают правду от лжи…»
Федора Шаблеева расстреляли на Черной Речке 5 октября 1937 года.
«Бывшими не бывают»
Дмитрий Корнилов был дотошен в своем расследовании. Он нашел не только родственников жертв, но и тех, кто был так или иначе причастен к репрессиям. По обоюдному согласию мы тогда решили при публикации изменить их имена, чтобы не бросать тень на потомков этих людей.
Из протокола допроса Ремнева С.М., бывшего сотрудника УГБ НКВД г. Пудожа.
«- Что вам известно о судьбе финнов, проживавших в п.Транспортный?
- Ничего не знаю.
- А вообще о массовых репрессиях в районе?
- Вам нужно, вы и разбирайтесь. Много вас тут грамотных развелось, всякую ерунду плетут на времена Сталина!».
Показания Петрова И.В., бывшего сотрудника УГБ НКВД г.Пудожа с 1938 года.
«В 1930-31 годах к нам в район приехало много финнов - несколько сотен. И когда начались репрессии, а потом война, их всех подчистую расстреляли – и женщин, и детей, и мужиков, и стариков. Всех. Как бывший работник НКВД, я знаю, что всех репрессированных по 58-й статье – ну, политических, - возили расстреливать только в район Черной Речки. Копали могилы только сотрудники НКВД, чтобы народ не знал. Им говорили, что человеку дали 10 лет без права переписки, а какой там лагерь – все в ямах…
В Муромском был инвалидный дом. Туда были сосланы попы, купцы, фабриканты…Они там организовали секту. Соберутся, значит, и рассуждают против советской власти. Конечно, ничего такого серьезного там не было. Вот с начальником я туда и поехал. Допрашивали их там, допрашивали, а потом взяли попа, поехали в лес, выкопали яму и «шлепнули»…»
«Был в деревне Гакугса один наш осведомитель, так на 21 или 23 человека написал заявления об антисоветской деятельности – на своих же односельчан. Наверное, там же лежат – на Черной Речке…»
«Помню, приедет какой-нибудь подполковник из УГБ Петрозаводска и давай бить заключенных - показания нужные выколачивать. Били больше ремнями да кулаками. Местные тоже рукоприкладством занимались основательно…»
Вместо послесловия
Следствие было закончено в октябре 1989 года. По его данным, в ходе сталинского геноцида в Пудожском районе было безвинно осуждено 415 местных жителей, в том числе 350 человек расстреляно.
В 1990 году в квартале №22 был установлен памятный знак жертвам репрессий. А спустя 20 лет в Петрозаводске на здании прокуратуры Карелии (вопреки единодушному протесту комиссии по культурно-историческому наследию) была открыта памятная доска, на которой начертано имя первого прокурора города Анатолия Волина, занимавшего этот пост в1933–35 годах. В 1937-м он уже был заместителем прокурора РСФСР, и смертные приговоры простым пудожанам лично не подписывал. В Москве он по долгу своей безупречной службы посылал на казнь людей куда более высокого полета…
Узнав об этом «знаменательном событии», я подумал: а мы с Димой, наивные, скрыли он позора имена рядовых пудожских энкавэдешников. Зачем?..
