Язык как политическая задача
Еще до создания КНО в области всерьез занялись созданием литературного карельского языка. Эту задачу успешно решали ученые под руководством молодого лингвиста из Ленинграда Дмитрия Бубриха.
Уже в 1931 году они создали литературный устный и письменный язык (на латинице, как более близкой для восприятия карелами). И в этом же году в национальных школах началось успешное обучение на «новом карельском» языке.
Не скажу, была ли в 1937 году в газете «Карельская правда», как в нашем «Комсомольце», рубрика «Быть ли в Карелии карельскому языку?», но дискуссия постоянно велась. И Дмитрий Бубрих, уже став профессором, напишет: «В Карелии никакого карельского литературного языка не было, государственными языками там были только финский и русский. У карел Калининской области с 1931 года существует карельский литературный язык. Проделана громадная работа по вопросам терминологии, издано свыше 100 книг. Школьная работа на карельском языке у карел Калининской области к тому времени велась уже почти шесть лет. Выходов два: либо создать в Карелии особый карельский литературный язык, используя богатый опыт карел Калининской области, либо взяться за создание единого карельского литературного языка... Если карельская письменность будет продолжать пользоваться латинским алфавитом, то все чрезвычайно облегчится».
Самое интересное, что за месяц до письма Бубриха ХI Всекарельский съезд Советов уже утвердил новую Конституцию Карельской АССР, провозгласившую карельский язык третьим государственным, наравне с русским и финским. А его-то – литературного языка – еще нет! Надо было что-то делать.
Предложение профессора было принято, и работа по созданию общекарельского языка на латинице закипела. В группу был включен заведующий лингвистической секцией Карельского НИИ культуры Матвей Хямяляйнен. За подбор общественно-политической терминологии (куда же без нее!) была даже создана специальная комиссия, председателем которой назначили второго секретаря Карельского обкома ВКП(б), тверского карела Дмитрия Смирнова. Правда, он имел за плечами лишь курс дореволюционного ремесленного училища, но зато большой стаж партработника и, надо полагать, знал терминологию партии назубок.
Дело о «латинском карельском языке»
Зимой 1938 года Наркомпрос РСФСР утвердил основной пакет документов о новом языке карелов, но осенью случился еще один национально-политический казус, о причинах которого можно только догадываться. Поэтому предположу, что кто-то на самом верху вдруг осознал, что на латинице карелам, живущим в КАССР, да еще и у западной границы, писать и читать никак нельзя – это буржуазный алфавит. Вдруг им взбредет в голову прочесть что-то иностранное? Налицо – вредительство, а значит, есть и враги – разработчики чуждой письменности. Злодеями – прислужниками латиницы были объявлены Дмитрий Бубрих, Матвей Хямяляйнен, а заодно и Дмитрий Смирнов. Видимо, потому, что был карелом.
Осенью 1938 года их арестовали по расхожей 58-й статье, предъявив обвинение в руководстве «хорошо законспирированной антисоветской националистической организацией, созданной в целях финизации Карелии». Вообще-то чекисты тех лет не отличались грамотностью. Слово «финнизация» следователи – впрочем, как и высшие руководители республики тех лет – в своих документах писали с одним «н». В протоколах допросов Хямяляйнена следователь указывал национальность – «фин», профессию в одном месте – «линвист» вместо «лингвист», в другом вообще «лейквист» (но к проблемам грамотности мы еще вернемся).
Историк карельских спецслужб и ветеран КГБ Константин Белоусов в одном из своих очерков рассказал подробности этого расследования, получившего название «Дело о карельском языке», и привел выдержки из документов. Воспользуемся его повествованием, которое можно найти в Бюллетене музея истории МВД Карелии №5 за 2013 год.
«Уже через два месяца после ареста, 25 ноября 1938 года Хямяляйнен признал себя виновным в том, что, «являлся участником «буржуазно-националистической группы, – цитирует следователя Константин Белоусов. – Активные участники группы были, якобы, связаны с фашистскими кругами Финляндии – членами Карельского Академического общества (эта организация действительно существовала в Финляндии и была запрещена после подписания в 1944 году мирного соглашения с СССР)... Так же, являясь помощником Бубриха, активно вел борьбу за финизацию Карелии. В 1938 году, работая над учебниками карельского языка, Хямяляйнен в контрреволюционных целях всячески тормозил издание этих учебников, протаскивал установки врага народа Бубриха, ограничивая карельский язык до уровня первобытного». Ну, и так далее. Если бы потребовалось, то под пытками лингвист Матвей Хямяляйнен подписал, как у Войновича в «Чонкине», признание о том, что он – «латинский шпион».
Каждый за себя
На основании показаний, выбитых из участников проекта создания карельского языка, был сделан однозначный вывод о том, что «после разгрома финских националистов фашистской разведкой Финляндии в начале 1936 г. в Карелии была создана карельская националистическая шпионская организация, которую возглавили 2-й секретарь Карельского обкома ВКП(б) Смирнов; нарком просвещения Филимонов; редактор газеты «Советская Карелия» Савельев; научный сотрудник Карельского научно-исследовательского института Хямяляйнен», которые «обосновывали идею «Великой Финляндии», маскируя ее идеей «Великой Карелии».
Интересно, как открестился персек обкома ВКП(б) Геннадий Куприянов от своего заместителя Смирнова – кстати, депутата Верховного Совета РСФСР. Отметил, что в его работе была «определенная вражеская линия… стремление финнизировать карельский язык, сорвать преподавание русского языка в школах».
В начале 1939 года Матвея Хямяляйнена и Дмитрия Смирнова переводят в Бутырскую тюрьму Москвы – дело берет на себя следственная часть НКВД СССР. Как считает историк Константин Белоусов, поводом послужило письмо Хямяляйнена в прокуратуру КАССР, пересланное затем в Москву. В нем Матвей Михайлович отказывался от своих показаний потому что они были получены вследствие пыток: «стойки» по 60 часов подряд, угроз расстрелом. А также сообщал, что в свое время «резко выступил против карельской языковой политики» руководства Карелии. И здесь он не кривил душой. Единственной своей ошибкой ученый был вынужден признать, что вплоть до 1937 года считал, что карельский алфавит надо создавать на основе как русского, так и латинского алфавитов.
Зато партиец Дмитрий Смирнов вообще отказывался признать себя в чем-либо виновным, о чем написал письмо Сталину и Берии, правда, с таким покаянием: «В течение 11 месяцев не сумел всех националистов разоблачить, и они до ареста делали свое гнусное дело». В общем, большевик «топил» чуждую ему интеллигенцию.
