Герой того времени
В конце ноября в Государственном Эрмитаже Санкт-Петербурга прошла XV научная конференция «Петровское время: эпоха в лицах». В этом крупнейшем мировом форуме ученых-историков, изучающих времена царствования Петра I, принял участие и научный сотрудник Национального музея Карелии Михаил Данков.
Михаил Юрьевич – постоянный участник конференции, и это естественно: он исследователь, фанатик эпохи Петра. Как говорят друзья, если бы основатель Петрозаводска сегодня вдруг стал вспоминать о том, что делал в Карелии, и что-то подзабыл, то Данков, ссылаясь на документы, обязательно бы напомнил императору все детали. Чем на этот раз удивил карельский историк высокое научное собрание, Михаил Юрьевич рассказал только нашему корреспонденту.
– Первая дуэль иностранцев в петровской России состоялась в ночь с 16 на 17 августа 1702 года на Вардегорском мысу Белого моря, неподалеку от поморского села Нюхча. А дуэлянтами были такие яркие соратники царя Петра, как француз генерал-инженер Жозеф Гаспар Ламбер де Герэн и голландский капитан Питер фон (фан) Памбурх.
Услышав эти имена, я не поверил своим ушам: знакомый с детства по роману Алексея Толстого «Петр Первый» отважный капитан Памбурх был в Карелии? Какой мой ровесник, не зачитывался страницами этого романа о командире первого российского линейного корабля «Крепость», который в 1699 году с посольской миссией отправился из Керчи в Царьград-Константинополь!
Тогда фрегат с лихим Памбурхом опередил на трое суток турецкие корабли сопровождения, которые не решились, как «Крепость», поднять в шторм все паруса. А потом талантливый моряк и веселый пьяница нагло поставил судно напротив сераля турецкого султана и устроил на борту корабля пир для европейских капитанов. Посреди ночи он сумасбродно затеял в честь гостей орудийный салют. Все 52 тяжелые пушки ахнули залпом…
После этого, как писал посол Емельян Украинцев государю, «...припал на самого султана и на весь народ великий страх… Султаново величество в ту ночь испужался и выбежал из спальной в чем был, а две брюхатые султанши из верхнего сераля младенцев загодя выкинули».
– А нашел свою смерть Питер Памбурх через несколько лет в той самой нелепой дуэли в Карелии, – прервал мои воспоминания Данков. И начал свой рассказ.
Капитан и кондотьер
– Piter von Paemburg, или Памбурх, как писали тогда его голландскую фамилию – фигура для историков загадочная и поэтому притягательная. Первое упоминание в российских документах о «флото капитане» появилось в Приемных списках иноземцев, поступивших в русскую морскую службу в 1698 году, где в числе начальных людей и матросов, прибывших из Амстердама в Архангельск на четырех кораблях, значился и Памбурх. Отсюда можно предположить, что царь Петр познакомился со своим тезкой Питером во время посещения Голландии Великим посольством.
Безусловно, капитан очаровал юного монарха профессионализмом, независимостью и авантюрным духом и, однажды присягнув «на кораблях…все время верно служить», стал приносить славу новому отечеству.
– А второй участник дуэли, француз де Герэн? Не о нем ли Алексей Толстой упоминает в том же романе, описывая сцену спуска в Воронеже корабля «Гото Предистинация» – «Божье Провидение» в 1700 году: за праздничным столом сидел и «военный инженер Ламбер…»
– Жозеф Гаспар Ламбер де Герэн (Joseph Gaspard Lambert de Guerin) действительно был военным инженером-фортификатором и, как про него говорили, кондотьером – наемником, готовым за деньги служить кому угодно. До приезда в Московию инженер имел опыт сражений против англичан и голландцев, находился в услужении у польского короля Августа и в1701 году, как опытный инженер, был приглашен в Россию вместе с 16 другими французскими офицерами.
Ламбер де Герэн действительно оказался толковым инженером, хотя даже соотечественники называли его «скверным провансальским фанфароном» (un «mauvais fanfaron provenсal») и «потрясающим трусом» (un «admirable poltron»). Однако талант перевесил, и государь приветил инженера, именующего себя небывалым титулом «крайнего художества инженерного и архитейсконики воинской президента». Уже через год Ламбер был определен генерал-инженером.
– Михаил, а где и как свела судьба-злодейка этих, в общем-то, незаурядных людей?
– Могу предположить, что в Архангельске в 1702 году – буквально накануне дуэли, хотя наверняка они были знакомы и ранее, так как оба являлись «птенцами гнезда Петрова».
После неудачного лобового штурма шведской Нарвы в 1700 году царь замыслил дерзкую операцию с целью «прорубить окно в Европу», зайдя на шведскую вотчину с тыла – через Белое море, по территории современной Карелии, в Ладогу и Неву. Сухопутный участок этой операции от Вардегорского мыса близ Нюхчи до Повенца получил позднее название «Осударева дорога».
Летом 1702 года в Архангельск государь подтянул пять элитных лейб-гвардейских батальонов Преображенского и Семеновского полков. В порту их ждала флотилия из 10 судов под командой адмирала Корнелиуса Крюйса. В эскадру вошли два построенных на Северной Двине малых фрегата «Сошествие Святого Духа» и «Скорый гонец» (более употребляемое название «Курьер»). Флагманом эскадры стала изящная «вызолоченная» яхта «The Transport Royal» – подарок британского монарха царю Московии. На ней находились сам Петр, его сын Алексей и верный соратник Александр Меншиков.
Однако не обошлось без исторического казуса. За несколько дней до похода государь отправил Федору Апраксину депешу: «Два малые фрегаты…пойдут скоро на море; имяна: один «Святаго Духа», на нем Памбурх, другой «Куриер» – на нем Вальронт». 300 лет историки безоговорочно верили письму царя. Лишь несколько лет назад в архиве была найдена «Роспись людей на кораблях…» – судовая роль, в которой указывается, что Памбурх командовал именно «Куриером». Ну, сделал описку Петр Алексеевич в запарке – весь был «в трудах аки пчела». На этом же фрегате находился и Ламбер де Герэн.
5 августа 1702 года корабли взяли курс к Соловецкой обители. Здесь Петр сделал остановку – в монастыре у архимандрита Фирса ухитрился испросить благословения бить шведа. Лишь 16 августа летописец Досифей (его уникальная рукопись хранится в Национальной библиотеке Карелии) отметил, что царь Петр «благоволил итти рано… подняв парусы и поймав благополучен ветр». К вечеру флот бросил якоря в пяти морских милях от Вардегорского мыса в 20 верстах от села Нюхча.
На «разъезжих» карбасах «начальные люди» и лейб-гвардейцы начали высадку на безлюдный берег. И нам можно гордиться тем, что эта военно-морская операция оказалась первым в истории России десантом регулярных войск – преображенцы и семеновцы стали прообразом современной морской пехоты.
«От гунифота и слышу!»
– О трагической для голландца дуэли сохранилась лишь скупая информация. Известно, что за время совместного плаванья на «Курьере» Памбурх и Ламбер мирно сосуществовали. Но столь длительный вояж сопровождался, как тогда водилось, беспробудными пьянками «до изумления». А тут еще у капитана обострился хронический конфликт с адмиралом Крюйсом, который, говоря современным языком, гнобил своего подчиненного. И, похоже, именно под воздействием этих отношений, алкогольных паров и усталости от десантирования (ссор во время высадки было множество) Памбурх стал задирать де Герэна. Едва сойдя на берег, он стал оскорблять инженера и, как бы между прочим, утащил его в сосновый бор подальше от свидетелей. Вернулся из него один Ламбер…
Нам удалось найти «Записки из семейного архива», опубликованные в альманахе «Русская старина» лишь в 1916 году. В тексте содержится сюжет, написанный спустя несколько лет после этих событий неким «офицером Бертраном». Согласно этому рассказу, едва ступив на берег, Памбурх задал французу обидный вопрос: «Для чего ты с таким гунифотом помирился? Знатно такой же и ты гунифот». Из текста однозначно понятно, что речь шла об адмирале Крюйсе.
– А кто такой «гунифот»?
– В доступных словарях я столь редкого слова не нашел, скорее всего, это архаическое голландское ругательство. А вообще известно, что иностранцы в России в то время ругались, как смерды.
– В общем, пишем, как в фильме «Бриллиантовая рука»: «далее идет непереводимая игра слов и идиоматических выражений».
– Брутальный моряк, как сообщают «записки», успел хватить изрядную порцию голландской водки и, обращаясь к де Герэну, произнес: «Молчи, …и рот свой держи! В моей воле, что я тебя в карман мой всуну». На что инженер ехидно ответил: «Мой любезный голландец…, всяк знает, я не гунифот…и есмь зело велик, чтобы «в карман меня всунуть». И продолжил: «Будет лучше, если останемся «добрыми друзьями». Француз явно имел в виду, что он по чину куда более велик, чем Памбурх.
Вся эта перепалка происходила при свидетелях: саксонском посланнике фон Кениксеке и враче Петре Постникове. Доктор попытался защитить Ламбера, но разъяренный голландец возорал: «Ты меня задираешь! Изволь со мной на шпагах биться!». Бедного эскулапа спас Кениксек, устыдив моряка: «Друг мой, покинь сие: ты ведаешь повеление нашего Государя» ведь «немного себе чести получишь, что с пьяным доктором биться станешь».
Памбурх, сообщают «Записки», в очередной раз, воздав хвалу «Ивашке Хмельницкому», схватил Ламбера за грудки, стал тащить его в лес: «Теперь ты за вице-адмирала и за Постникова стой и отведай, каков голландец. Вынимай шпагу или я тебя заколю!»
Дальше события развивались без свидетелей, однако, исходя из архивного текста, мы можем прочувствовать и восстановить ситуацию, оказавшись как бы очевидцами дуэли. Де Герэн будто бы сказал: «Покинь сие…пойдем в палатку…там взвеселим себя вином». Он сделал шаг назад и, зацепившись большим немецким сапогом за корень дерева, упал, успев однако вытащить шпагу и крикнуть: «Памбург…, я себя заколоть не дам». Голландец же с яростным криком: «Боронись, сколько можешь!» – кинулся на него… Поединок, начавшийся с пьяных оскорблений, завершился мгновенно: «шпага…пробила кафтан, грудь, сердце Памбурга… и бедный капитан грянулся на землю, не издав ни звука».
Окончание следует.