Что я, маленький человек, помню о том, как мы утилизировали бытовой мусор? В 50-х годах прошлого века этот процесс для меня был затуманен розовой дымкой счастливого детства. Но некоторые детали реальности сохранились. В нашем большом петрозаводском дворе, охватывающем улицу Герцена вплоть до площади Ленина, на шесть двухэтажных деревянных домов был один накопитель мусора. Его называли просто по народному - "помойка". Эта помойка располагалась в центре двора возле общего сарая для хранения дров и прочих нехитрых деталей быта горожан того времени. Она представляла собой внушительный деревянный ящик, как мне помниться, вечно доверху забитый чем-то непотребным, окруженный зловонной лужей и населенный мириадами огромных черно-сизых мух. Эти злодейки не хуже запаха отгоняли нас, детвору, от помойки своим свирепым жужжанием.
Напрашивается сам собой вопрос: как и, главное, в чем выносили отходы в это, говоря современным языком, "место хранения бытовых отходов"? Этого я, хоть убейте, не помню. И слава Богу - видимо, родители понимали, что это не детское дело. Вот почему в моей памяти не осталось воспоминаний даже о месте, где в квартире должно было находиться мусорное ведро, а пластиковых пакетов в то время не было даже в Америке. Где же мои предки держали все это "счастье"?
С походом в первый класс проблема утилизации мусора и, соответственно, жизнь семьи коренным образом изменились. Я стал октябренком, а затем пионером. И с этих первых ступенек борьбы за коммунизм изо всех силенок приступил к борьбе за раздельную утилизацию бытового мусора.
Отца, работавшего в издательстве "Карелия", я обязал к имевшимся по подписке ежедневным в то время газетам приносить отработанные тексты великих карельских литераторов. И тащил увесистые связки в родной класс, который боролся за звание победителя школы в сборе утильсырья.
Когда мама приносила из магазина бутылки с молочными изделиями, я бдительно следил, чтобы ни одна крышка из алюминиевой фольги не пропала. Поэтому я до сих пор помню их цвета: молока - серебристые, кефира - зеленые, а сливок - золотистые...
Эти разноцветные крышки я нанизывал на суровую нитку, и получалась очень даже красивая гирлянда, похожая на цветочные, что мы видели по телевизору, когда братья-индусы вешали их на шеи членов советских делегаций, восторженно вопя: "Хинди-руси, бхай, бхай!". Свои "гирлянды" мы тоже сдавали в школу. Про металлолом даже говорить не буду: весной, когда объявлялся его сбор, мы, мальчишки, очищали округу от железяк быстрее и качественнее, чем самые активные пенсионеры от прошлогодней листвы и сучьев.
Уже став журналистом, я узнал, почему нашей стране так была нужна эта алюминиевая фольга. И узнал от директора Петрозаводского ликероводочного завода Валентины Трипецкой. В начале 80-х годов советские люди вдруг с удивлением обнаружили, что у бутылок с водкой на алюминиевых нахлобучках-пробках (винтовые тогда только шли на экспортную "Столичную") напрочь исчезли "хвостики", потянув за которые, мужики испокон веков высвобождали наше "хлебное вино". И теперь до него приходилось добираться, соскрябывая пробку, тут же получившую название "бескозырка", ножом, а то и зубами. "В чем секрет? - спросил я директора ПЛВЗ. - Это что, иезуитская форма борьбы за трезвость?" Валентина Андриановна открыла мне тогда практически государственную тайну: закрытым постановлением партии и правительства это сделано в целях экономии стратегического металла - алюминия...
А сами молочные бутылки были прерогативой семейного бюджета. Их сдавали обратно в магазин - в тот же молочный отдел, по 15 копеек за штуку. Учитывая, что молоко стоило 28 - 30 копеек, то кто же понесет такую ценность на помойку?
Наша семья была практически непьющая, и проблема сдачи этого вида стеклотары у нас не существовало. Но это не значит, что мы, пацаны 60-х, не принимали участие в утилизации такого вторсырья. В соседнем с нашим двором Парке пионеров пролетарии Онегзавода и прочие отдыхающие, устраивавшие импровизированные пикники, оставляли немало пивной тары.
Одна такая пустая бутылка стоила 12 копеек. Для сравнения: "Молочное" мороженое - 15 копеек, пломбир - 20, лимонад "Крем-сода" - 22, а 100 граммов ирисок "Фруктовые" - нашего излюбленного лакомства - 16 копеек. Для нас сбор стеклотары был неплохим доходом. Кстати, я знаком с нынешним крупным петрозаводским бизнесменом, который в своем полуголодном детстве на средства от сбора пустых бутылок купил велосипед "Урал" за 87 рублей. Почему мы помним все эти цифры - от стоимости мороженого до велосипеда? Да просто знали, как зарабатываются деньги.
Это потом, когда город начал утопать в мусоре, бомжей - профессиональный сборщиков бутылок, алюминиевых банок и тряпья - назвали "санитарами города". А цивилизованный - домашний сбор макулатуры и стеклотары продолжался до начала 90-х годов. На первый "вторичный продукт" люди получали дефицитные книги, на второй - вполне осязаемых деньги.
Продолжение следует.
