Карт-бланш Екатерины
В 1768 году вышел указ Сената "Об изготовлении мрамора и дикого камня на строительство Исаакиевской церкви… в погостах Сердобольском и Рускеальском с устройством там шлифовальных мельниц". В указе отмечалось, что карельский камень должно использовать не только "на оное строение, но и впредь, куда Ея Императорское Величеством повелено ни будет". Таким образом, рускеальский карьер получил высочайший карт-бланш.
Уже через год "мраморные ломки" были переданы в прямое подчинение "Конторе строения Исааковской церкви". На берегу речки Русколки был построен рабочий поселок, в который привезли каменотесов, резчиков - в основном с Урала. Здесь же поселились горные инженеры и, конечно, начальство. Поселок, имевший до того времени лишь таможенный пост да почтовую станцию, преобразился.
А пастор Алопеус, не забывая окормлять паству, стал еще и рьяным пропагандистом разработки месторождения, и даже написал несколько научных трудов о его особенностях и процессе добычи минералов. На Белой горе - первой очереди карьера - "находят мрамор нежной и грубой породы различных цветов, включая красный и голубой", отмечал он. На Зеленой горе - "зеленый мрамор, не совсем одной окраски, а с белыми, желтоватыми и черными жилами. Он напоминает итальянский сорта "верд-антик".
К 1780 году на карьере работало около сотни человек, глубина его достигла 14-16 метров. И что интересно: чем дальше углублялись в гору "ломщики", тем более качественным становился мрамор. Как происходил этот процесс, до нас донес тот же Самуил Алопеус.
"На уступе подошвы горы с помощью стальных буравов (70х25 мм) пробивали шурфы", - писал пастор, - "Делалось это так: один рабочий держал бур, другой бил по нему молотом. Бур проворачивался и - новый удар. Третий рабочий постоянно подливал в лунку воду для охлаждения бура и смыва скола. В день ломщики могли пройти шурф глубиной от 2,5 до 2,8 метра, а подкоп под будущий блок мрамора был длинной до 8 метров". Затем в шурфы укладывались пороховые заряды и - ба-бах! В результате взрывов "гора сотрясалась и от нее откалывались громадные куски".
Эти глыбы каменотесы раскалывали и отправляли на "пилящую и шлифовальную машину, приводимую в движение водяной мельницей" реки Русколки.
Транспортировка мраморных блоков до Петербурга выглядела так: зимой их везли на санях до устья реки Хелюля, а затем, уже с началом навигации, на баржах по Ладоге и Неве отправляли в столицу.
Как Рускеала защитила Сортавалу
И все бы хорошо, но в 1788 году грянула очередная война со шведами. В окрестностях Рускеалы были установлены две артиллеристских батареи, которым придали отряд пехоты. Когда шведско-финский супостат, намеревавшийся взять Сердоболь, подошел к русским позициям, начался кровавый бой, который длился четыре часа. Ворогу удалось-таки взять поселок, но сил на конечную цель - завладение городом - ему уже не хватило. Через пару месяцев шведско-финские войско ушло из поселка домой.
И вот что странно. Финские составители книги "Mining Road" смогли найти имена своих офицеров, командовавших наступлением: майора Грипенберга и лейтенанта Шарпентиерпа. А наши коллеги ограничились лишь описанием подготовки батарей и хода сражения. Имена русских офицеров пока еще ждут очереди на рассекречивание?
После провозглашения независимости Финляндии ее власти установили на месте этого боя памятник погибшим.
Он простоял до 1970 года, когда директор уже советского горного предприятия В. Соловьев не приказал снести его до основания.
Монферран: от собора до подсвечников
К началу XIX века рускеальские карьеры, то ли из-за падения спроса, то ли в результате отсталости технологии и, как следствие, снижения качества, стали приходить в упадок. Как отмечал в 1804 году академик Василий Севергин, посетивший месторождение, "на мраморных ломках работало всего шесть человек". А ведь видел же сей ученый муж своими глазами "прелесть и изящество изготовленных половых штук из восьмиугольника темного в середине, к краям которого представлены четырехугольники белого цвета, готовые к отправке".
Вторую жизнь карьер получил при императоре Николае I в 1817 году. Согласно его повелению, здесь началась добыча минерала для перестройки Огюстом Монферраном Исаакиевского собора. 
Считается, что сам великий зодчий побывал на наших каменоломнях и лично выбрал плиты из минерала Белой горы, которые пошли на стены храма, а также резные портики дверей. В это время число работающих на карьере достигло 700 человек.
Монферран еще и преподал россиянам урок европейской предприимчивости. Параллельно с госзаказом на облицовочные материалы он частным образом организовал производство мраморных ваз, подсвечников, столешниц и деталей каминов, что принесло немалую прибыль. Власти было покривились, но архитектор убедил их в том, что "вазы, заказаны в ломках для того только, чтобы увидеть степень искусства". 
Как бы ни был прекрасен внешний вид рускеальского мрамора, со временем выяснилось, что он недолговечен. Минерал быстро разрушался в наружной облицовке Исаакиевского собора. Поэтому уже в 1870-90 годах была произведена его замена на итальянский мрамор. Карельские ученые это объясняют тем, что наша порода неоднородна по своему строению, а также "повышенным содержанием в воздухе серного и углекислого газа, что ускоряет процесс разрушения мрамора". Последнее предположение выглядит странным: откуда в окрестностях С-Пб взялись серные источники?..
Окончание следует.
