Мы уже вспомнили, почему старые советские песни пугали детей, а после пугали взрослых. Теперь - о том, что было дальше.
Русский американский фольклор
...Яхтсмен Витя Фролов, дитя военного времени, в нашем Морском клубе ДОСААФ на набережной Петрозаводска задорно напевал под семиструнную гитару:
"Зашел я в чудный кабачок, кабачок. Вино там стоит пятачок, пятачок.
И вот сижу с бутылкою в руке - не плачь, родная, обо мне!
До свидания, дорогая, я надолго уезжаю, и когда вернусь, не знаю.
А пока - прощай!"
Он говорил, что эту бесшабашную песенку услышал от моряков, плававших в арктических конвоях.
Сейчас я знаю, что ее название "There Is a Tavern in the Town" - "Была таверна в городке" - известная в Америке с XIX века песня. Во время Второй мировой войны она стала одной из самых популярных в войсках союзников, отправлявшихся в Европу. И русский вариант этого "Кабачка" впервые исполнила для Черчилля и Трумэна группа Ансамбля песни и пляски Красной армии на Потсдамской конференции в 1945 году.
Но самая моя любимая песенка тех времен была про "Боинг":
"Мы летим, ковыляя во мгле,
мы ползем на последнем крыле.
Бак пробит, хвост горит, но машина летит –
на честном слове и на одном крыле…"
В СССР ее последний раз прокрутили фоном в сериале "Место встречи изменить нельзя" в 1979 году.
У этой песни есть своя реальная история. В феврале 1943 года американский бомбардировщик B-17 "Летающая крепость", получивший, казалось бы, смертельные повреждения, возвращался на британский аэродром после успешного выполнения задания. Командир "Боинга" Хью Ашкрафт с отчаяньем передал на базу: "Те, кто хочет, пожалуйста, молитесь…"
Но все произошло, как потом было написано в песне:
"…Мы к родной подлетаем земле.
Вся команда цела, и машина дошла –
на честном слове и на одном крыле…"
Так в Штатах родилась эта песня победы - "Comin' in on a Wing and a Prayer" -"Возвращение на одном крыле и молитве", облетевшая весь мир.
Песня добралась до СССР мгновенно: в том же 1943-м ее фонограмма в исполнении Анны Шелтон с оркестром Гленна Миллера прозвучала для американских летчиков на авиабазе союзников в Полтаве, откуда В-17 совершали челночные рейсы на бомбежку Германии.
Грампластинки пришли в Мурманск на судах союзных конвоев. Чуть позднее ее исполнил Леонид Утесов под названием "Бомбардировщики". Текст был схож с оригиналом, но слово "молитва", согласно идеологическим установкам, было на заменено на "честное слово".
Главные песни семьи
У нас в доме был радиоприемник с проигрывателем. В его "лапку", как тогда называли тонарм, вставлялись стальные иголки, похожие на сапожные гвоздики без шляпок. И куча пластинок на 78 оборотов - хрупких, как стекло, потому что они делались не из винила, а природной смолы - шеллака.
Из этого обилия грамзаписей я любил слушать пластинку с романсом "Как у нас в садочке, как у нас в садочке розы расцвели. Что я люблю тебя, что я люблю тебя, нет моей вины…"
Почему - объяснить не могу, но родители рассказывали, что я, еще не умеющий читать четырехлетний карапуз, безошибочно выбирал именно эту пластинку. И горько плакал, когда она разбилась… А потом этот романс прекрасно спародировал актер Сергей Филиппов в фильме "Карнавальная ночь".
А еще запомнились "Амурские волны" - любимый и сейчас вальс, написанный в 1909 году полковым капельмейстером Максом Кюссом и посвященный его возлюбленной:
"Плавно Амур свои волны несет, ветер сибирский им песни поет…"
И бесконечно слушал славные военные песни, созвучные по оптимизму с американским "Боингом". Песенку фронтового шофера (стихи Бориса Ласкина):
"Эх, путь-дорожка фронтовая,
Не страшна нам бомбежка любая.
А помирать нам рановато,
Есть у нас еще дома дела!"
Или отчет военного корреспондента Константина Симонова:
"Без глотка, товарищ, песню не заваришь,
Так давай по маленькой нальем.
Выпьем за писавших, выпьем за снимавших,
Выпьем за шагавших под огнем!"
Это, кстати, про военных журналистов – тех самых, которые "С "Лейкой" и с блокнотом, а то и с пулеметом…".
"Лейка" - это марка фотоаппарата, если кто не в курсе.
Насколько я помню из детства, все праздники - семейные или на "красный день календаря", 1 мая или 7 ноября - отмечались не только хлебосольными застольями, но и песнями. В репертуаре были в основном народные напевы, наши родители происходили из крестьян. Пели "Коробушку" (от слова "короб, а не как сейчас ее называют - "Коробочка"):
"Ох, полна, полна моя коробушка,
Есть и ситец, и парча.
Пожалей, моя душа-зазнобушка,
Молодецкого плеча!"
Звучало романтически-зазывная:
"Вот кто-то с горочки спустился,
Наверно, милый мой идет.
На нем защитна гимнастерка,
Она с ума меня сведет…"
Сейчас считается, что это народная песня была записана в 1952 году фольклорной экспедицией на Алтае. Но вот что странно: "защитна гимнастерка" цвета хаки появилась в русской армии только к концу войны с Японией 1904-05 годов, а ее автор почему-то неизвестен. Может, он был белогвардейцем, чьи кости продолжают тлеть где-то в Замостье?
Пели знаменитого шаляпинского "Стеньку Разина": "И за борт ее бросает в набегавшую волну". И чудный романс "Когда б имел златые горы и реки, полные вина". Вряд ли мои родичи знали, что он был написан о любви русского князя Александра Барятинского к итальянской оперной приме Лине Кавальери, которую называли самой красивой женщиной мира - Джокондой своей эпохи.
И вот что странно: хотя этот пылкий роман князя и дивы имел место на рубеже XIX -XX веков, песня тоже считается народной…
А еще - под гармошку - мужики за столом кричали: "Девушки, где вы?" "Тута, тута!" - откликались наши дамы. И в ответ даже как-то радостно неслось:"А моей Марфуты нету тута, а моя Марфута упала с парашюта!"
Это было что-то из 30-х годов, явно крамольное, так как девушки-комсомолки не имели права разбиваться при прыжках с парашютом.
То, что осталось в памяти наших родителей, как и главные песни о прошлом.
