Тот же вопрос стал темой заседания Ученого совета Карельского научного центра РАН, на котором выступил участник всех этих встреч ‒ директор Института водных проблем Севера КарНЦ, член-корреспондент РАН Николай Филатов. И пока парламентарии взяли тайм-аут для доработки законопроекта, наш корреспондент встретился с ученым, чтобы выяснить, какую пользу принесет закон нашим озерам в случае принятия.
‒ Николай Николаевич, мы не преувеличили, вынеся в заголовок «Великие Европейские озера»?
‒ Нисколько, этот термин как в России, так и за рубежом уже используется в научных монографиях, в которых рассматриваются и сравниваются две великие озерные системы Северной Америки и Европы. И неважно, что общая площадь шести американских озер составляет 244 тысячи, а наших двух - не более 27 тысяч квадратных километров: между ними очень много общего. Это и геологическая история, близкий возраст, и даже общая болезнь. Это антропогенное старение, или эвтрофикация ‒ процесс ускоренного старения озер, когда он происходит не тысячелетиями, а за всего за 10-20 лет.
‒ Еще в 70-х годах прошлого века считалось, что американские Великие озера превратились в мертвые из-за гигантских объемов промышленных сбросов предприятий. Но сегодня эти водоемы вновь обрели жизнь…
- Речь в основном шла об озере Эри, которое «погибало», как писали журналисты - а на самом деле оно интенсивно старело, ухудшалось качество его вод. Еще в начале ХХ века между США и Канадой было принято соглашение, согласно которому специальный совет с тех пор ежегодно рассматривает складывающуюся на озерах ситуацию. Обе страны приняли жесткие экологические требования по их охране и использованию, которые и принесли ощутимые результаты в оздоровлении водоемов.
Но есть и другие примеры. Школьники нашего поколения изучали на уроках географии Аральское море – огромное соленое озеро в азиатской части СССР, площадью почти 90 тысяч квадратных километров. А сейчас о нем почти не упоминают, и не потому, что оно находится не в России. Море, в результате неразумного отвода воды для орошения хлопковых плантаций из питающих его рек Амударьи и Сырдарьи, высохло. И сейчас его площадь составляет лишь 10 процентов от бывшей акватории. На месте южной части водоема – пустыня, уже получившая по аналогии с Каракумами название Аралкум. Смерть моря за считанные десятилетия изменила не только ландшафт, но и климат, повлияла на жизнь и здоровье людей в этом регионе.
- Надеюсь, нашим озерам не грозит такая злая участь?
- Хлопковых плантаций, требующих огромных объемов воды, у нас, слава Богу, нет, но негативное влияние человека на наши водоемы тоже превышает допустимые самой природой нормы. С середины прошлого века вокруг Ладоги и Онего начали строиться крупные целлюлозно-бумажные комбинаты, промышленные объекты, включая такие вредные производства, как Волховский алюминиевый комбинат. Да что говорить: только в крохотную Петрозаводскую губу Онежского озера сбрасывали свои стоки два крупных завода и более десятка предприятий помельче, не говоря уже о сфере ЖКХ.
В самых неблагополучных 80-х годах прошлого века только в Ладогу сбрасывалось в виде различных отходов предприятий до семи тысяч тонн общего фосфора. А он - один из наиболее губительных для водоемов химических элементов, имеющий долгий период трансформации в безобидные соединения. И самое главное – он способствует эвтрофированию озера.
- Но на сегодняшний день большинство предприятий закрыто…
- Не ради защиты природы, а по экономическим обстоятельствам. Но, так или иначе, сброс фосфора в озера уменьшился до двух тысяч тонн в год. И все-таки, даже при нынешнем уровне вредного воздействия на экосистему, карельские и петербургские ученые, выполнив анализ более чем 50-летних наблюдений и проведя моделирование, показали, что в Онего не должно попадать более 600 тонн общего фосфора в год, а в Ладогу – более 1800. Но как этого достичь, ведь эти цифры меньше, чем до 70-х годов ХХ века?
И в то же время не будем забывать, что сегодня, пусть медленно, но идет рост экономики: восстанавливаются или модернизироваться старые и строятся новые предприятия. Появились и новые отрасли – садковое рыбоводство, имеются перспективы на развитие массового туризма, в том числе и водного. А значит, над водоемами назревает угроза роста сброса в них отходов.
Наивно полагать, что можно вообще запретить загрязнять наши реки и озера. У водопользователей – от гидроэнергетиков, промышленников, работников ЖКХ до простых граждан, живущих у водоема, пьющих из него воду – свои интересы, и каждый их вправе отстаивать. Регулировать эти права и должно природоохранное законодательство.
Самым первым таким целенаправленным государственным актом в отношении водных объектов в истории современной России стал закон об охране Байкала, принятый в 1999 году. На бумаге он многое регламентировал в использовании этого уникального водоема: от правил рыболовства и ограничения хозяйствования до строительства очистный сооружений. И что же мы видим сегодня: из 28 очистных сооружений ни одно не работает. Закон вынуждены нарушать: в условиях маловодья последних лет федеральное правительство разрешило энергетикам существенно понизить уровень вод Байкала для обеспечения работы ГЭС. В результате отсутствие очистных сооружений и системы управления, основанной на знаниях ученых, привело к массовой гибели прибрежных водорослей-спирогиры и загрязнению озера. Вывод ясен: чтобы управлять использованием ресурсов озера, надо знать законы природы.
В Карелии в начале 2014 года была создана рабочая группа, которая разработала достаточно полный вариант проекта закона об охране Ладоги и Онего, но вдруг в конце того же года депутатами Законодательных Собраний регионов, входящих в водосбор озер, был принят так называемый "рамочный" вариант его проекта всего-то на трех страницах. Хорошо, что этот проект тогда удалось отклонить…
Окончание следует.
