От редакции
На днях мы напечатали материал Александра Трубина о том, как 20 лет назад в Сортавала произошло «ограбление века». После публикации в наш паблик пришло возмущенное письмо от читательницы: 
Связаться с женщиной у нас не получилось, поскольку она ограничила доступ к своей странице. Поэтому напоминаем: мы имеем полное право называть ФИО осужденных, поскольку эти данные фигурируют в судебных решениях, а судопроизводство у нас гласное. И тем более писать имена своих героев.
Но иногда журналистская вольница может выйти боком. И доказательство тому – еще одна история от нашего обозревателя.
...В начале 2000-х я, со слов одного из следователей прокуратуры РК, опубликовал рассказ о преступлении, связанном с серией жестоких ограблений, в которых участвовало несколько преступников. Следователь, подготовивший обвинительное заключения для суда, классифицировал их действия как "создание устойчивой вооруженной группы (банды)". И я в своем материале пару раз обозвал злодеев "бандитами".
Через некоторое время в редакцию пришел судебный иск от одного из этих подельников. В нем говорилось, что он был осужден по статье "разбой", то есть - "нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья". Поэтому, утверждал истец, отбывавший строк в колонии строго режима, бандитом он считаться не может, это унижает его человеческое достоинство. И в качестве компенсации за тяжкие моральные страдания на нарах, потребовал взыскать с меня и редакции по 50 тысяч рублей и напечатать опровержение в газете.
Читателю смешно? А мне было не до смеху: я первый раз в жизни должен был предстать в роли обвиняемого, пусть и по административному делу. На процесс я принес выписки из толковых словарей от Эфрона и Брокгауза до Даля, цитаты из русской классики, где плохой человек равнозначно именовался бандитом, злодеем, вором, татем и другими уже вышедшими из словарного оборота синонимами.
Адвокат, представлявший интересы истца, оказался моим знакомым - одним из старейших и уважаемых юристов Карелии. Он без всяких эмоций оперировал статьями Уголовного кодекса, моей злосчастной статьей и обвинительным приговором, отметая напрочь все мое красноречие вместе с беллетристикой.
Судья выслушала мнения сторон с загадочной полуулыбкой Джоконды и удалилась для вынесения решения. Когда она вернулась, признаюсь, сначала меня прошиб холодный пот: "Иск удовлетворен» - сообщила представительница Фемиды. А потом продолжила: «С учетом принятых во внимание обстоятельств... суд считает возможным применить статью 64 (это положение давало право суду устанавливать предел наказания "ниже низшего" – авт.), и обязать автора и редакцию выплатить истцу по 100 рублей и опубликовать опровержение".
Судья захлопнула папку с решением, дав понять, что заседание закончилось, и уже с открытой улыбкой, словно извиняясь сказала: "К сожалению, меньше не могу назначить..."
Ко мне подошел старый адвокат, явно не расстроенный решением суда. Он похлопал меня по плечу и изрек: "Молодой человек, это вам урок. Юриспруденция, как и Восток, дело тонкое. Если бы вы назвали моего подзащитного "злодеем" он бы не смог подать иск, а определение "банда" прописано в Уголовном кодексе, и вся всемирная литература тут вам не поможет. Поэтому, когда ваши коллеги, пишут про "грабителя" , вытащившего в магазине у бабушки из сумки кошелек, или про "бандита" тайком вынесшего из чужой квартиры ценности, то тоже рискуют ответить за моральный вред. Эти деяния УК классифицирует как кражи, а не грабежи или разбой. И еще. Никогда не пишите: "суд вынес вердикт". Это - прерогатива только коллегии присяжных. Дело суда - приговоры, решения, определения..."
Его советы я запомнил на всю жизнь.
Редакция оплатила за себя и за меня предприимчивому злодею причитающийся ему "моральный вред". А я написал - слово в слово, как было указано в решении суда - опровержение. Но не отказал уже в своем журналистском праве поставить заголовком строчку из песни Высоцкого: "Зачем мне считаться шпаной и бандитом..."
