«Ишь ты, баба в космосе!»
На уроках в школе нам рассказывали о том, как самоотверженно трудятся строители коммунизма. По всей стране росли, как грибы после дождя, бригады коммунистического труда. И мы, ученики школы довоенной постройки, ждали, когда такая «бригада коммунистического труда бригадира тов. Крашенинникова» (запомнил плакат на стене стройки) построит на нашей улице новую 18-ю, теперь Национальную, школу. А пока мы делали для приближения светлого будущего все, что могли лично. Каждый школьник собирал макулатуру и металлолом, так нужные стране. Без ложной скромности скажу, что наш 5-й «Б» стал чемпионом школы, потому что мой отец работал в издательстве «Карелия», и бумаги там было – не унести. Потом эта макулатура лежала все лето в школьных подсобках, как и металлолом на ее дворе. И запал у нас как-то стал пропадать…
И все же, что там до каких-то ржавых железяк: ведь это было великое время покорения космоса! Я помню, как однажды отец сказал, что был запущен первый искусственный спутник Земли, и в газете сообщили время, когда его можно увидеть вечером на небе. Я не знаю, как отреагировали нынешние петрозаводчане на недавнее сообщение, о том, что над городом можно будет наблюдать МКС, но тогда… На улицах и во дворах стояли, задравши головы, толпы людей, И спутник пролетел: маленькая мигающая звездочка. И мы кричали «Ура!»
О полете Гагарина я узнал, как и все, утром 12 апреля 1961 года в тот момент, когда с мамой подходил к детской поликлинике, чье пепелище сейчас «украшает» проспект Ленина. Вдруг громко заорали уличные репродукторы: «Говорит Москва, работают все радиостанции Советского Союза…». Это я запомнил, а прием у врача – нет. Потом уличные «матюгальники» еще не раз возвещали об открытии съездов КПСС – так было заведено.
Еще в памяти отложился полет первой женщины-космонавта Валентины Терешковой. Услышав об этом, мы с пацанами залезли на забор, разделяющий наш двор и Парк пионеров - на нем мы часто обсуждали свои важные дела. А под забором трое мужиков распивали водочку. В переизбытке чувств мы завопили: «Женщину в космос запустили!». «Ишь ты! - удивились мужики. - Ну, за бабу!».
Жалость к американцам
Я тогда уже начал понимать, что между официальной и дворовой идеологией есть существенная разница. Если в школе пели «Пусть всегда будет солнце», то во дворе звучали мотивы буги-вуги: «Мы плывем по Амазонке, а за нами крокодил. Мы приложим все силенки, чтоб он нас не проглотил». Или уж совсем аполитичное: «Мы не сеем и не пашем, а валяем дурака. С колокольни шляпой машем, разгоняем облака».
И вот что странно. 60-е годы, идет война во Вьетнаме. Наша официальная пропаганда клеймит американских агрессоров, а во дворах звучали неведомо откуда взявшиеся жалобные песни о попавших в плен американских солдатах: «Ах, как ярко солнце светит у меня в Кентукки дома…» или «Мой «Фантом» (истребитель F-4 – авт.), как пуля быстрый в небе голубом и чистом». В этой песне есть слова, ставшие своеобразным символом нашего участия во вьетнамской войне: «Мне ответил тот раскосый, что командовал допросом: сбил тебя наш летчик Ли Си Цын».
А потом началась битломания. Правда, совсем не так как на Западе. Битлов можно было услышать только по Би-Би-Си или «Голосу Америки». Я слушал их сквозь помехи (вышка-глушилка и сейчас стоит на Кургане) на стареньком ламповом приемнике «Нева». У нас были фото четверки: нечеткие, не раз переснятые с иностранных журналов. Зато те, кто умел играть на гитаре, бодро наяривали на мотив Can’t Buy Me Love: «В ливерпульском тесном клубе в модных пиджаках стоят четыре парня в ряд с гитарами в руках!»
Потом по «Голосу Америки» читали Солженицына, рассказывали о вторжении советских войск в Чехословакию. И мне расхотелось строить коммунизм.
Личная встреча с Хрущевым
А самого строителя коммунизма я лично видел. Это произошло 16 июля 1962 года. В то знаменательное утро я, девятилетний пацан, проснулся дома один. Соседка сказала, что мама ушла встречать Хрущева. Я отправился на ее поиски, но не нашел, зато повстречал самого Никиту Сергеевича. Наша историческая встреча произошла на площади Кирова, куда машина персека выворачивала с Пушкинской улицы. Как потом я выяснил, глава государства только что постоял на балконе-площадке напротив Дома физкультуры, с которой обозревал окрестности Онежского озера.
Отчетливо запомнилось: Хрущев сидел на заднем сидении ЗИМа темно-вишневого цвета с правой стороны. Окно было открыто, и я метров с трех узрел, как мне показалось, непомерно крупную голову Никиты Сергеевича, и уж точно не совру – его очень хмурое, даже угрюмое лицо. Он так и проехал мимо меня без тени улыбки, без всяких эмоций. Оторопев от увиденного, я не сделал ему ручкой, а он мне. Зато уверен, что мы с ним встретились взглядами.
Этот визит оставил неприятный осадок не только у меня, мальца. Хрущев, как я узнал позже, расстроил и взрослых. Проведав, что в Карелии много леса и камня, этот, как в последствии выяснилось, волюнтарист, дал «дружеский совет», что равнялось приказу: стоить в республике деревянное жилье на каменном фундаменте.
Сейчас почему-то принято считать, что этому воспротивился первый секретарь обкома Иван Сенькин. Но это не так. Единственным человеком, который посмел возразить главе государства, был председатель исполкома горсовета Петрозаводска Андрей Исаков. Смелый мужик рубанул: «Такое строительство не дешевле кирпичного, да и процесс более сложный технически». Хрущев, как рассказали очевидцы, побагровел, обругал мэра и отбыл. А через день из Москвы пришла «указявка» составить сравнительную смету на деревянные и каменные дома. Она и подтвердила правоту отважного мэра.
Сейчас бюст Ивана Сенькина стоит у здания карельского парламента – бывшего обкома КПСС, а о героическом Андрее Исакове, спасшем облик города, попросту забыли.
В поисках национальной идеи
Лозунг построения коммунистического общества продержался и после смещения Хрущева в 1964 году, но с изменениями. Сначала ключевое слово «коммунизм» заменили на «материально-техническую базу коммунизма». Потом, уже к семидесятым годам, наши идеологи сделали фундаментальное открытие: оказывается, между социализмом и коммунизмом есть еще ранее неизвестная науке фаза – «развитой социализм». В этой фазе мы окончательно и загнили, но успели еще поставить перед собой немало славных задач.
В 1982 году мы героически выполняли Продовольственную программу до 2000 года. В 1985 году начали не на жизнь, а на смерть бороться с алкоголем, а еще через год, забыв про первое и второе, приступили к строительству отдельных квартир для каждой советской семьи. Срок вселения – тот же 2000 год.
И сегодня мы не можем остановиться. Только названия задач изменились. Лозунг «Догнать и перегнать Америку!» сменился на «Импортозамещение», выполнение Продовольственной программы стало называться «Обеспечением продовольственной безопасности», «Жилищная программа-2000» – «Доступным жильем»… И это все под флагом общенациональной идеи.
В мое время она называлась «Построение коммунистического общества».
