Ларьков с бочечным пивом в Петрозаводске было не так уж мало, и стоила полулитровая кружка "Жигулевского" 22 копейки - совсем недорого, как пачка папирос "Беломорканал". В 1972 году "пивнуха" стояла даже напротив Дворца бракосочетаний на улице Дзержинского, и я, приглашенный на свадьбу, наблюдал, как жених рвался от невесты в заветный ларек "к последней кружке в холостой жизни".
Пивом в разлив торговали и на набережной. Самым знаменитым объектом была "Шайба" - летний павильон круглой формы напротив Морского клуба ДОСААФ. Толстая тетя Катя просила нас, яхтсменов, приходивших в "Шайбу" перекусить после гонок, вскрыть новую бочку. Для этого требовался определенный опыт. Шток с краном устанавливался на запечатанное деревянной пробкой отверстие в бочке. На нем был пробойник, который с правильно поставленного удара сокрушал пробку, не залив пеной поверхность бочонка.
У меня получалось лишь со второго раза. Но тетя Катя все равно награждала за работу бесплатной кружкой "с отстоем пены".
Разливным пивом в петрозаводских ларьках торговали и зимой, даже в лютый мороз. Как забыть образ тетки в окошке "пивнухи", укутанной в пуховой платок и тулуп с красными, как гусиные лапы, руками: "Вам подогреть?" И она доливала в кружку пиво из обыкновенного чайника, стоявшего на раскаленной электроплитке...
В наши студенческие времена для общения "под пиво" трудно было найти соответствующую большую тару. И мы выходили из положения: в комнате общежития на проспекте Ленина снимали с люстр матовые стеклянные шары-плафоны. В каждый помещалось ровно пять литров напитка. Мы грузили их в авоськи, отправляясь в ""Красную палатку" - ларек возле Центрального рынка.
Не думаю, что это прозвище было напрямую связано с одноименным фильмом о спасении экипажа итальянского дирижабля, достигшего Северного полюса. Скорее, сыграла роль ассоциация: навес над этим заведением был изготовлен из полупрозрачного красного пластика, и проникающие лучи солнца окрашивали посетителей в соответствующий цвет. В общем, "Не стесняйся, пьяница, носа своего: он ведь с нашим знаменем цвета одного", - как писал Игорь Губерман. Под этим тентом все уже были такие, и об экспедиции Нобиле, замерзавшей в красной палатке, не ведали.
Что еще рассказать о тех временах? Как у "пивнухи" возле речного вокзала к нам, яхтсменам, подошли футболисты сборной ветеранов СССР. Они, после товарищеского матча с нашим "Онежцем", съездили на экскурсию в Кижи. И Эдуард Стрельцов застенчиво попросил вяленого подлещика. Мы, конечно, угостили, но как жаль, что никому в голову не пришло взять автограф…
Или о том, что в годы Перестройки мы, журналисты, сводили "попить пиво" американца, который прожил у нас уже довольно долгое время, но так и не понял "загадочную русскую душу". Мы отвели его в пивнушку, расположенную в "железнодорожной" бане на одноименной улице - в настоящий шалман. В нем он, всегда разговорчивый, тут же впал в ступор, молча глотал кислое пиво из стеклянной банки с засаленными стенками, и даже не просил помочь перевести то, о чем говорил окружавший нас народ на своем особом языке...
Что этот янки дома рассказал об увиденном - мне неизвестно. Но когда финские коллеги в 90-х посетили наш кабинет в редакции газеты "Северный курьер" и слово в слово воспроизвели мой красочный рассказ в своем издании. Цитирую, ибо такое на забывается: "Когда мы, журналисты, начинаем вечером пить пиво, то гасим свет и возле портрета Ленина, который висит в правом "красном" углу, - как икона по православным канонам, обязательно зажигаем свечу-лампаду. И Владимир Ильич в колебании ее пламени кажется живым и словно улыбается нам". Я не шучу - так русский журналистский стёб превратился в финской газете в реалии бытия.
Читайте далее: "Первый в Петрозаводске пивной ресторан открылся 45 лет назад"
